"ДАЛЕЧЕ ДА НЕ ЛЕГЧЕ"

Посвящается БРАТУ



- Тутто этто всем приветто!
Захолонуло как-то осенью, заветрило, что вроде как и ночью, где скрежешчет не споймешь. А только ухает и бухает вдобавок. Люди-то, котораи при галстуках, собрались чото делать. Не поймают, кто грохочет. Вроде б самый памятнек поехал, что на площади, а вроде б крыша у кого. Так ведь у всех не может ехоть, верноть? А так памятнек один стоит, качается. Других там больше этого и нету. Памятнек-то Ленину великому, а не кому.

- Да чего ловитто, - одна там говорит, - Этих, оба-двух, давайте спригласим их, пусть заглянут. Потому что с Ленингом ведь надо что-то делать. Херли же он ездиет вдоль по продольному, еще рукою машет!
А верно тут решили – чот-то надо делать, в самом деле ездит и рукою двигает одной, когда другой. Не ухватиться. То ли есчо будет, как прихватит да в зашиворот.

Прислале тут за Братой. Спрашивают все:
- А этот где, другой которай?
- А где-то туто было, - Братер говорит.
- Где исчи его давай.. Работо будет. Ленино поукрепляете, не ездил чтоб и не гремел!
- А чо он ездит что гле?– Брато спрашоват. А те ему внушают:
- Ездит очень как. И тудо-сюдо... Рукою машет, страшно-то по улице народу ночью проходить!
- Если ф выбора назначат и старухе выползут на спозаранок, - одна там продолжает продолжать, - Как увидят-твою в мать, так не дойдут. Увязнут в страхе-т.
- Точно, – Братест говорит, - Увязнут. Вот-то улица не счищена, есчо как шведы приезжали на коров смотреть.
- Какех коров? -
Култупенскех!
- Какех – какех?
- Култупенскех!!. - Братрат орет.

Ну, головаме эти покивале, кто Култупина–то помнет? Вроде был такой тут нетто-брутто председатель. Так еще когда… А шведы жили и живут.
- Чего ты к ноче спомнил?
- Да так вот в сугробе вроде как кошак замерзший, не иначе с празднеков лежит. Снего много - ходу мало, – Брато разумеет.
- Вот так ты работою давай ударни и наладишь снова светлое начало! – дамо эта ему амо вговорит.


Ну, Браторето подписало. Надо же не одному. К Папету кинулось. А Папо–то не пьет почти. Посмотрит в зеркало да с молоком умнет какую булочку другую. Скушно. Тельбан-то включил, по бабам поздоровкался и, ну опять, по молочку – есчо скушнеет. Эх, и жизнь-то, думает, пошла. Ну, в смысле, пошлая. А что придумает – не знает.
Тутто Братокар и подкати. Ну, прямо вот-те здрасте.
- Что горюешь-то? Кефирцу лучше б выпил.
- Нету здесь кефирцев у меня, - враз Папо отвечает. - Молоко люблю. Топленое чтоб было.
- Ладно молей разводить, – Братоно говорит. – Уже работо ждет нас.
- Так, а где же?
- Рядом.
- А чего?
Да ничего, не пятке же чесать об угол!

Худо, Папе одеваться-т лень взяла его:
- А может, так чего расскажешь? Делать-то чего нам?
- Да уж баб не целовать. Велели Ленино нам укрепитто.
- Как-то?
- Так-то! Руке там ему повывертало ветрами Сибери. Не туда показывает нам идти!
- Да как-то не туда? В сберкассо и показывает. Как и раньтьше было, – Папо спомнел.
- Так-то раньтьше, – Братограф говорит, – теперь-то поздже будет. По другим ориентирам!
- Это же кудо?
- Тудо и выше! – Братоплан спорит, - Да ты вставай же, херли рассуждать безвылазно!

Ну, ладно Папе только поднапрячься, выйдет сразу, будто и не спал полдня на молоке-то. Тут уже и с девкою переглянулся, там уже под локоток и дамочке чулочек дранный указал! Может и умеет - где надо разумеет.
Вслед за Братой поспевает – семочке счелкает. Ну, пришли оне, конечно, – вечереет уже сного. Бабки только и плетутся, говорят, какое небо-то над нами, беспредельное… А наши оба-два-то выгляне из рукова-то ленинскаго!

Загугукале, что тем старухам до царя-государя б захотелось, если б спомнили, кудо лететь по курсу. Да нет, уже не те старухи то пошли. И Луначарскогот не знают. Но вот Прежнева с Хрустчовым как-то есть не путают. А херли же их путать: естлиф оден лысвый, а другой-то нет. Ну, точно Папо с Братою. Охальнике.
Кричат старухи, что-тудо завзлезли?!
- И чего там надо?
- Укрепить нам надо, шла бы ты домою! - Папо ем твердит. Не препираться ж.

Что там Братнах укрепил, так и не скажешь, долго вошкался, весь в паукине. И проводы торчат-то из кармантов.
- Это провода зачем такие? - Папо Брате спрашива.
- Я думаю, что эти-то нужны , а те, наверно, нет нах, - Братозз говорит.
- А взял где?
- Ты не лез бы, Папо, – Брато говорит, - Ты лучше пересказывай чего-то.
Папо начал пересказывать – работать-то не любит, а болтать - кудо другим дорога. Так забелит - не отстрочешь!
- Вот тут, Брато, – Папо говорит, - уже и номер я нашел какой-то и на надписи прочел, что штуко это сделано в Ц… В Ц-цви…
- В Цхинвале чтог ле? - Братидзе говорит.
- В Ц… В Ц…
- Да где ж там?
- В Цвиккау! ДДР!
- Вот как, ДДР, - Братонус говорит, - То-то, што Цвиккау. Нихера не понимаю. Где тут молоток лежал? Явно ведь в кармане.
- Так ведь пропадет в нутрях, когда ты не найдешь его, а света мало.
- Так ты лампочек вкрути. Работать тут мне долго.

Только начали, а вот уже устали. Папо дальше ходит, по разрубкам надписи считает, Брато проводки опять перехирачивает и припотел. А будет что - никто не знает. Как он там соединит их, даже Троцкий не оценит. Ну, дак дело двигать надо! Бо придут при галстуках, натычут мордой, что старух пугале, а Ленинга не сдали.
- Сдерар?
- Сделал, - Брато говорит.
Показывать, давай комиссие, не здря пришли-приехале.

А херли-то тут ехать, из окна-то можно прыгнуть да на голову вождевича и приземлишься.
- Ну, давай-ждавай! - те требуют.
Кнобку стопнул Брато, Папо поддержал, что б не упало что-то, памятнек–то вздрогнул.
Ну, стоять-то - не плясать!
- А если ф ветром дунет? – дамо их та спрашиват.
- Не задунет, – Брато говорит.- Вот тут я подтянул да тут ослабил. Скрибнет, но не упадет. Опять же детям на экскурсио теперь, пожалуйте в нутро, где язва там, где печень алкоголика.

Ну, что, комиссио попрыгала, порыгала, потрогала всего-то понемногу. Вот стоит и пусть стоит. Ведь есть не просит. Вон пенсионер ужо с цветами выползле откудо. Речи репетируют сегодня. А ну завтро с музыкой споетто.
- Устал, братер, - Брато говорит.
А Папо снова тут высматривает – молока топленого-то не забыть купитто. Да уже бы фланцевых бы пару взять бы.
- Ну, возьми. Ты ж, Брато, знаешь, что не пью.
- Ну да, а как же! Знаю, - Браторт говорит. - Полбанки высосет, поспит и сного – я не пью-то.

Ну, а те полазали по Ленингу внутре . Чего-то сделали - не понимают.
- Руке укрепил же? - говорят.
- Ну, укрепили.
- Ноги подточал, а то вот дуло туто, спомните!
- Ну, подточали.
- Покосился вроде бы в другую сторону.
- Так в эту не поедет, значит.
- Сможет быть и точно не поедет.
- Сразу полетит.

И полетел ведь точно! Как под музыку-то духовые встрянули, и полетело Ленино по небу, носом прямо на занос. Ну, кто–то следом в обморок, а кто-то говорит уже по трубке:
- Рухнул наконец-то! На нос нах! Егор, давай-ко, рой! Уже после обеда стены ставить будем!

- Это кто ж такой Егор? - Папо Брату спрашиват.
- А это ейное сынковиче, - на даму там, которая, и пальцей тычет, - с подругой тут давно хотели смагазинек выстроить. Там клизмы продавать, логины и вагины.
- Так ты, Братага, помогло им что гле?
- Херли помогать и так всё рушит. Ветро много, зацепиться нечем, все снесет, такие вот дела, братоно.

- Да…- Папо отвечает и качается, - так ты уж, Брат, держи.
- Держу, брат, ты-то хоть не спадай.
- Так я и не падаю.
- Пошли тогда.
Ну, и пошли оне далече…
Да не легче.

Андрей СТАГЛИН «Изуверския сказке» 27.01 12 – 20.02.12