Недавно мне попался частник. «Кто тебя знает», — сказал он, когда я садился в машину, и взял с меня всю сумму вперед. Потом он долго и утомительно жаловался на продажную власть, больше всего упирая почему-то на засилье хачей в автосервисах. Следом обычно идут жиды в правительстве, но до этого дело не дошло — мы приехали раньше. Я человек рассеянный, и, выходя из машины, расплатился еще раз. Но вместо того чтобы броситься за мной вдогонку, правдолюб выжал газ.

За несколько минут до этого он рассказывал мне, что был на проспекте Сахарова — как и молодой режиссер, с которым мы пересеклись уже на работе. «Им на все насрать, — сказал он, рассуждая о коррумпированности власти, — лишь бы распилить деньги. Мы тут с Бондарчуком снимали ролики для „Единой России“ — ты не представляешь, какая это была халтура. Просто слив бабла».

Я часто слышал такое, но до сих пор не понимаю, как это уживается: митинг — с одной стороны, и быстрые деньги за ролик для «Единой России» — с другой. Есть стандартный ответ: семья, ипотека, «сам понимаешь». Да, старая отмазка, слышал.

Так получилось, что ключевым словом в декабре стало слово «честность». Именно этого люди требовали от власти, иногда, правда, забывая, что требовать честности можно только, если ты честен сам. Иначе чем мы отличаемся от работников Генпрокуратуры, требующих наказания за чужие преступления и покрывающих собственные?

Сегодня для этого даже не нужно особой твердости — достаточно, как говорил один мой знакомый, «не путать блядство с честной проституцией». Расплатиться с ипотекой можно и на пару лет позже.

Хороший урок я получил десять лет назад от безработных из одного уральского городка. Там закрыли завод, и мы приехали снимать сюжет про то, как люди воют с голоду. Но на проходной мертвого завода не было ни души. Наконец мы выловили двух работяг. Те долго отнекивались, но когда мы намекнули на деньги — согласились. Правда, с одним условием: сначала они зайдут домой, чтобы переодеться. Пока они ходили, возле проходной появилась группа пьяных бомжей. Это была удача — чем не рабочие, опустившиеся от безделья, — и мы направили на них камеру. В этот момент вернулись наши работяги — в костюмах фабрики «Большевичка», причесанные. Увидев, что на фоне проходной мы снимаем бродяг, они развернулись и пошли прочь. Я крикнул им: «Мужики, стойте, как же деньги?» Но они отмахнулись: «Да подавись ты своими деньгами! Мы же трудяги, а ты нас с бродягами в одну кучу». Я крикнул им что-то еще, но они все же ушли — хотя есть им реально было нечего.

Мне кажется, что власть сегодня относится к людям так же, как я, залетный столичный корреспондент, отнесся тогда к тем нищим уральским рабочим. Дашь немного денег — они тебе и станцуют, и споют. Больше всего я хочу сейчас, чтобы люди у власти, испорченные, как сказал Бакунин, привычкой повелевать, усвоили тот же урок, что и я. Если кто-то может помочь им — это мы.

Андрей Лошак
Редакционный директор Esquire